Отзывы коллег

«ЗДЕСЬ И ДРАМА, И КОМЕДИЯ, И ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ЮМОР.
В ОБЩЕМ, ЖИЗНЬ.»


Данила Козловский
российский актёр театра и кино

«КАКИЕ-ТО ВЕЩИ ПРИДУМАНЫ, НО ОНИ ДОРАБОТАНЫ АВТОРОМ ДО ТАКОЙ СТЕПЕНИ ЧЕСТНОСТИ, А Я СЧИТАЮ, ЧТО ПИСАТЕЛЬ ДОЛЖЕН БЫТЬ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ЧЕСТЕН.»

Константин Хабенский
Народный артист России

«КАК ЖЕ ДАВНО Я ЖДАЛА ПОЯВЛЕНИЯ ТАКОГО ПИСАТЕЛЯ! ТАКОГО ЛЕГКОГО, ИРОНИЧНОГО, ТОЧНОГО, ВЕСЕЛОГО И ГРУСТНОГО, ПРАВИЛЬНОГО И НЕПРАВИЛЬНОГО, ОЧЕНЬ ТРОГАТЕЛЬНОГО БОЛЬШОГО РЕБЕНКА, БЕГУЩЕГО, СОМНЕВАЮЩЕГОСЯ, ПАДАЮЩЕГО, ВСТАЮЩЕГО И СНОВА БЕГУЩЕГО! САША ЦЫПКИН — МОЕ ОТКРЫТИЕ И РАДОСТЬ В НАШЕЙ ЛИТЕРАТУРЕ ЗА ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ.»

Анна Меликян
Кинорежиссер, продюсер

«РАССКАЗЫ ЦЫПКИНА ЭТО КОРОТКО, ХЛЕСТКО И ОЧЕНЬ КИНЕМАТОГРАФИЧНО.
НОВАЯ ЛИТЕРАТУРА, КОТОРАЯ ПРАКТИЧЕСКИ СРАЗУ ПИШЕТСЯ, КАК СЦЕНАРИЙ.
ПОВЕРЬТЕ, Я В ЭТОМ РАЗБИРАЮСЬ.»

Михаил Горевой
Актер, режиссер

«САША ЦЫПКИН ДЕЛАЕТ ТО, ЧТО ЛЮДИ ВСЕГДА ХОТЕЛИ ОТ ЛИТЕРАТУРЫ, ХОТЯТ И БУДУТ ХОТЕТЬ: ОН РАССКАЗЫВАЕТ ИСТОРИИ. ИСТОРИИ ТАКИЕ ПРОСТЫЕ, ЧТО ХОЧЕТСЯ ВОСКЛИКНУТЬ «ДА ЭТО ЖЕ ПРО МЕНЯ!», НО ИМЕННО ПО ТАКИМ ИСТОРИЯМ НАШИ ВНУКИ СМОГУТ ПОНЯТЬ, ЧЕМ ЖИЛИ, ЧЕМУ СМЕЯЛИСЬ И ОТ ЧЕГО ГРУСТИЛИ ИХ ДАЛЕКИЕ ПРЕДКИ В ДАЛЕКОМ НАЧАЛЕ XXI ВЕКА.»

Александр Маленков
Писатель
Главный редактор журнала MAXIM (Russia)

«МОЖНО ПО РАЗНОМУ ОТНОСИТЬСЯ К СОДЕРЖАНИЮ РАССКАЗОВ ЦЫПКИНА, КОГО-ТО ОНИ ВОЗМУЩАЮТ, КОГО-ТО ОЧАРОВЫВАЮТ,
НО ТО, ЧТО ОН ПРЕКРАСНО ВЛАДЕЕТ СЛОВОМ И УМЕЕТ СОЗДАВАТЬ ПОЛНОЦЕННЫЕ ЗАКОНЧЕННЫЕ РАССКАЗЫ РАЗМЕРОМ В ДВЕ-ТРИ СТРАНИЦЫ — ЭТО БЕССПОРНО.
А ЧТО ЕЩЕ НУЖНО В 21-ВЕКЕ.»

Сергей Минаев 
Писатель, сценарист
Главный редактор журнала ESQUIRE (Russia)

Наталья Кочеткова, «Lenta.ru».

Александр Цыпкин «Женщины непреклонного возраста» (изд-во «Эксмо»)

Почти каждое литературное произведение, которое принято называть эротическим или даже, более того, порнографическим, чаще всего на поверку оказывается не про секс, а про что-то другое. «Декамерон» Боккаччо писался не только ради «соловья», пойманного Катериной, или способа «загонять дьявола в ад». Одна из самых знаменитых книг итальянского Возрождения напоминала читателям, что у них есть тело. Ему жарко. Оно мерзнет. Испытывает голод и жажду. Требует физической любви. В Средние века об этом несколько подзабыли.

Маркиз де Сад не старался шокировать публику откровенными сценами «120 дней Содома», «Жюстины» или «Философии в будуаре». Он горячо спорил с Просвещением вообще и Жан-Жаком Руссо в особенности. «Вы считаете, что человек управляется разумом и по природе своей добр? Вы ошибаетесь! — уверял де Сад. — Человек — пленник страстей, а страсти ведут к преступлениям. Добродетельный же христианин — несчастен. И избавление от борьбы и бед приносит только смерть».

Идеи свободной любви, высказанные в «Любовнике леди Чаттерлей» Лоуренса, разделяли и большевики. В частности, Александра Коллонтай. Доминантой в ее теориях «стакана воды» и «любви пчел трудовых» были не столько свободные взаимоотношения полов, сколько новый способ организации советского общества, в котором люди были бы лишены оков быта и прежней морали.

Поэтому, увидев в книге публициста Александра Цыпкина подзаголовок «Комедии секс-положений», верить ему стоит лишь наполовину. Потому что секс-положения (следует признать, весьма забавные и разнообразные) в сборнике очерков и правда есть. Случайные связи и публичные дома, неравные браки и «бытовое насилие», любовные sms, отправленные не той женщине, и почти трагические развязки. Но если вынести за скобки декорации и обстоятельства (хотя сделать это не просто — у Цыпкина журналистская хватка на детали, отличное чувство юмора и слова), то окажется, что эти истории все-таки о вечном. О преданности и чести. О сильных женщинах и великодушных мужчинах. И даже в буквальном смысле о любви до гроба.

http://lenta.ru/articles/2015/08/01/book1082015/

Жанна Зарецкая, «Fontanka.ru».

Друзья и знакомые, которые вдруг, земную жизнь пройдя до половины, начинают писать и издавать книги и, соответственно, приглашают на их презентации – это серьезное испытание. Потому что, если уж арт-критика – это отдельная профессия, то уж сама литература и подавно. Однако соцсети, превращающие каждого юзера в писателя, делают свое черное дело. «Акула пиара» Александр Цыпкин (бренд-директор портала Boutique.ru, pr-директор «Мегафон Северо-Запад», лауреат премии Proba IPRA Golden World Awards) начал печататься в полном смысле этого слова – то есть, печатать сам себя – именно там, в FB. И продолжает это делать. У его первого сборника юмористических рассказов было (и есть, разумеется) остроумное название – «Женщины непреклонного возраста». Я решила сделать ставку на юмор.

За «Женщин непреклонного возраста», выпущенных издательством «АСТ», я засела в полночь, вернувшись с презентации. К восьми утра, когда муж, отправляющийся на работу, с изумлением обнаружил меня хохочущей над очередной не слишком, признаюсь, невинной шуткой автора, у меня не осталось без ответа практически ни одного вопроса, касающегося мужчин среднего возраста. Зато появилось стойкое ощущение неожиданного для автора-новичка владения легким жанром, который, как известно, самый сложный. И, не побоюсь этого сравнения, прямо-таки довлатовской цепкости и емкости характеристик событий, явлений, персонажей. Впрочем, не стану хитрить, оптимизм в отношении книги Александра Цыпкина мне внушил не только заголовок. На презентации автор прочел несколько своих рассказов и афоризмов. Афоризмам, как показалось, не хватило парадоксальности и философского охвата. А вот что касается самих рассказов, то, когда Саша от волнения и оттого, что жанр прочтения художественных текстов в микрофон для него – совершенная terra incognita, обнаруживал то, что соответствующие педагоги Театральной академии диагностируют как «пулеметность речи» и пробалтывал то или иное слово, его хотелось примерно наказать. И не потому что я как театральный критик убеждена, что все, выходящие на сцену, должны обладать идеальной дикцией. Вовсе нет, если дело не касается собственно театра. А потому, что уже тогда, на слух, можно было понять, что из рассказов Цыпкина, как из песни, слова не выкинешь. Все слова необходимы, иначе что-то важное теряется.
Ну вот, например, девушка-мебелесборщик на вопрос героя, как это ее угораздило заняться такой мужской профессией, отвечает: «Я работала менеджером по продажам. На съемную квартиру и помощь маме денег не хватало. Сейчас только чаевых в месяц у меня под сто тысяч. Плюс несколько приглашений в рестораны, два в отпуск и одно замуж». Добавьте сюда описанную выше «грудь, взятую на прокат у Памелы Андерсон» и шкаф, собранный нимфой за 40 минут. И готова жизнь и судьба. Особенно впечатляет в качестве аргумента «помощь маме». Вот не услышишь эти два коротких словечка – и вообразишь совершенно другого человека.
Отдельно в том же рассказе впечатляет описание реакции хозяйки дома, «принцессы», как величает свою тогдашнюю партнершу рассказчик. Она как раз собралась в кино, подозревая, что собирать шкаф явится потный мужик, а тут такой поворот. «Обида, удивление, восхищение и обреченность калейдоскопировали на ее лице», – пишет Цыпкин. И попробуйте заменить незатасканное словечко «калейдоскопировали» на расхожее «сменяли друг друга», например. И весь «кривое зеркало», отражающее реальность, пропадет, останется бытовая зарисовка.
Бесчисленная вереница персонажей, описанных двумя-тремя словами-штрихами, не сливаются в некий кордебалет, служащий фоном для центрального героя – alter ego автора. Каждый четко очерченный эпизодический персонаж – какой-нибудь «дядя невесты, прибывший из Ростова-на-Дону, который начал пить еще в Ростове-на-Дону» – так и остается значимой краской коллективного портрета, составленного из пороков поколения. И, по большому счету, поколение здесь – слово ключевое.
Будь лирический герой Александра Цыпкина – автор не стал придумывать себе никаких литературных имен, вроде довлатовского Бориса Алиханова, предпочел оставить собственное – всего лишь обаятельным находчивым парнем с повышенной, хотя и не до патологических размеров потенцией, он так и остался бы персонажем анекдотов без второго дна. Но автор умудрился наделить этого героя чертами, в которых непременно узнают себя представители поколения сорокалетних, то есть люди того пресловутого среднего возраста, когда легкость в мыслях и движениях сменяется неизбывным ощущением, что многое позади и, самое главное, что лучше уже не будет. Так вот герой Цыпкина словно бы берется противостоять неминуемой, предопределенной психологами депрессии с помощью действительно счастливого дара автора, переданному своему двойнику – не множить понапрасну сущности, не грузить мир собой и собственными разочарованиями и причитаниями.
Конечно, Цыпкину-писателю Цыпкин-герой нравится. Очень. Даже чересчур. Его могло быть и капельку поменьше. Можно было не писать некоторых постскриптумов из серии: а теперь оставим героев в покое и вернемся ко мне. Но с другой стороны, как не полюбить веселого и находчивого парня, который, будучи на каникулах в Израиле у отца, заблудившись и оказавшись лицом к лицу с двумя недружелюбными арабами, на их вопрос: «Ты хоть знаешь, где находишься?», – немедленно нашелся: «В оккупированном Израилем Восточном Иерусалиме». А когда вырос, острословия не потерял, и заявил шведской феминистке, когда его приятель без разговоров «взял ее крупной ладонью за выпуклые формы»: «Через десять лет уже никто так не сделает, наслаждайся». И избежал международного скандала.
Надо ли удивляться, что именно к нему обращаются за помощью все друзья, попавшие в безвыходные ситуации – особенно, с женщинами, а он, Саша Цыпкин из книжки, решает все проблемы, точно орешки щелкает. И везет ему, почти как Фандорину. Хотя иногда случается сбои и сперму для спермограммы приходится сдавать собственной бабушке, которая именно в этот день дежурит в лаборатории. Зато как это написано! Опус «Миллионы гениев в мензурке» – прямо-таки маленький шедевр остроумия и владения пером, хотя и имеет подзаголовок «мой первый рассказ».
«Собрав силы в голосовые связки, я изрек:
– А нельзя ли таким непристойным делом заняться дома? В окружении друзей и при помощи, так сказать, сочувствующих?
– Нет, нельзя – остынет; иди сдавай, мне уходить надо.
После этой фразы я завис. Слово «остынет» в устах бабушки ассоциировалось у меня только с супом, овсяной кашей или в крайнем случае с ингаляцией».
И опять-таки, осталась бы вся эта история только лишь частным случаем из жизни одного конкретного симпатяги, но вот дело доходит до повести «Томатный сок». По поводу «повести» автор себе явно льстит – текст занимает десять страниц, но на то, что содержательно это больше, чем рассказ – бесспорно. Повествование там ведется не про Сашину бабушку, а про бабушку друга, но само событие предваряется несколькими абзацами, описывающими жизнь разгильдяев из хороших ленинградских семей в начале 90-х. Большинство из них было, по меткому выражению автора, «бабушкозависимыми». Тут же следует объяснение и сути этого неологизма, и смысла самого явления: «В смутное время распада СССР роль старшего поколения вырастала неизмеримо. Эти стальные люди, родившиеся в России в начале XX века и выжившие в его кровавых водах, стали несущими стенами в каждой семье. Они справедливо считали, что внуков доверять детям нельзя, так как ребенок не может воспитать ребенка. В результате в семье чаще всего оказывались бабушки/дедушки и два поколения одинаково неразумных детей». А уж дальше появляется прекрасная бабушка друга Семена – с ухоженными руками и энциклопедическими знаниями, которая периодически уезжала на дачу, оставляя молодым секс-гигантам пустую квартиру с вожделенной кроватью. Но которая по прошествии лет вспоминается прежде всего афоризмами большой жизненной мудрости – их тоже непременно стоит прочесть – и умением любить, которое дано единицам.
Как признался сам Александр Цыпкин автору рецензии, все герои этой «повести» – собирательные. То есть, это уже в чистом виде литература, а не одна из баек с некоторой долей вымысла. И с этим дебютанта можно поздравить. Как и с тем, что он умудрился, дожив до сорока лет, сохранить ту самую любовь к людям, которая либо есть у человека как данность, либо нет. И которая передается именно генетически (выдающиеся отцы, матери, бабушки, дедушки переполняют не только рассказы, но и афоризмы) и надежно хранит человека от стрессов, срывов, депрессий и кризисов – в том числе, и кризиса среднего возраста. Цыпкин с нежностью и надеждой описывает всех без исключения героев, хотя женщинам временами и достается по носу – за отсутствие в них человека. И, стоит признать, что это бывает вполне заслуженно.
Кстати, именно афоризмы, которые условно можно было бы определить как «опыт дамского угодника – сын ошибок трудных», несомненно способны помочь кому-то в конкретных случаях. «Как виноград неизбежно становится вином, так и женские слезы обязательно обращаются в ярость», – пишет Цыпкин, и тем, кто не в курсе этой и подобных истин, полученное знание может сильно помочь: к ярости стоит подготовиться заблаговременно.
И о чем еще обязательно нужно сказать, так это о том, что рассказы Александра Цыпкина хочется читать вслух не только на презентациях и в компании друзей после третьей. Они прямо-таки просятся на сцену. Беглые зарисовки героев, дающие исчерпывающую информацию для игры актерской фантазии, драматическое напряжение, держащее сюжет каждой из историй, ощущение цельности и общей позитивности картины мироздания, предложенной обаятельным ловеласом, непременно должно, на мой взгляд, простимулировать фантазию какого-нибудь режиссера одного с автором поколения. И тогда у проектов Бараца, Хайта, Ларина и Демидова вполне может появиться серьезный конкурент.
Книга Александра Цыпкина «Женщины непреклонного возраста» появится на прилавках магазинов через две недели, и у нее есть все шансы занять место рядом с духоподъемным изданиями 2015 года – «Завирухами Шишова переулка» Эдуарда Кочергина и «Алхимией снежности» Вячеслава Полунина – пусть пока и на правах младшего коллеги, подающего нешуточные надежды. И дело, конечно, вовсе не в сексе, хотя приятно, черт возьми, сознавать, что на эти радости частной жизни пока что никакие цензоры не претендуют.

http://calendar.fontanka.ru/articles/2629/

Ольга Свиблова

Разные писатели охватывают разные типы литературы. Читаешь Манна или Пруста и ныряешь в другое измерение, находишь себя в иной реальности, живешь в ней, чувствуешь ее шорохи, тактильные ощущения, звуки и запахи. Безумно страшно читать, потому что боишься окончания книги и окончания путешествия в новом мире.

Но появляются авторы, которые мастерски используют возможности коротких рассказов, сотканных из метафор, ощущений, просто из слов. Рассказов, в которых основное язык, игра словами, их смыслами, игра меняющая контекст и захватывающая не меньше, чем развитие событий и жизнь героев.

Рассказы Александра Цыпкина это абсолютно языковая история. Это истории про слова, про их звучание, про влюбленность автора в язык, который во всем его богатстве и диапазоне и есть главный герой его произведений. Автор обладает удивительной памятью к словам, которые нам свойственно забывать и пропускать в безумном течении современной жизни. Слова в рассказах Цыпкина прорастают изумительными историями, захватывают нас, заставляют внимательно относиться к событиям, мимоходом происходящим вокруг нас. И уже не важно, эти истории из жизни или созданы фантазией автора. Они возвращают нам умение использовать слова, главное отличие Homo sapiens от любого другого существа. Блистательно написанные, грустные и смешные, эти рассказы вместе со словами возвращают нам смыслы, а вместе со смыслами мы вновь обретаем переживания и чуткое отношение к людям. А еще Александр Цыпкин в своих коротких записках великолепно описывает как к человеку приходит понимание мужского начала, приходит сначала телесно, а потом и духовно. Мы читаем об удивительном , почти потерянном, отношении к женщинам в мире, который выбрал унисекс. Никакого унисекса у Цыпкина и близко нет. Ну и конечно, это рассказы исполненные светлым чувством юмора, прекрасно написанные, в короткой форме передающие главное, из которых нельзя выбросить ни одного слова. Его истории проглатываются на одном дыхании и прочно застывают. Сегодня, когда длинные и масштабные произведения практически потеряли шанс быть прочитанными, мастера коротких рассказов, самой сложной формы литературы получили уникальную возможность влиять на читателя и изменять его внутренний мир

Андрей Аствацатуров

О рассказах Александра Цыпкина.

Чем больше я читаю книг, чем чаще мне кажется, что в жизни литературных жанров – всё как у людей. Есть жанры высокие, и есть жанры низкие. Есть жанры богатые и жанры бедные. Жанры унылые и жанры бодрые. Жанры простодушные и жанры хитрые. И, наконец, жанры успешные и жанры-неудачники. К успешным жанрам явно относится роман. К жанрам-неудачникам – анекдот.

Нет, ну, в самом деле… Романам, особенно ежели они толстые и красивые, оказывают внимание такое же как порядочным девушкам, на которых хотят жениться. Их ждут, их с трепетом открывают, в них бережно погружаются. А вот анекдотами нагло пользуются, словно это женщины легкого поведения. Причем пользуются развязно, под рюмку и сигарету, поспешно удовлетворяя пьяное желание. Рассказать, разрядиться и тут же забыть. Ну, не свинство?

Авторов толстых романов знают все. Знают, уважают, возят повсюду, бесплатно кормят, сажают перед читателями, пускают в телевизор. А кто из нас знает имена авторов анекдотов? Пусть даже самых смешных?

Прочитанными романами приличные люди хвастаются, как дорогими автомобилями. А услышанных анекдотов, которые страсть как хочется пересказать, стыдятся.

Впрочем, стыдятся далеко не все. Киплинг, Марк Твен, Шервуд Андерсон, Фолкнер, Генри Миллер, Довлатов обожали анекдоты. Смеялись над ними, просили собеседников еще раз повторить, запоминали, записывали. Действительно… Вот «Приключения Тома Сойера». Что это, если не сборник анекдотов? А «Три солдата» Киплинга или «Уайнсбург, Огайо» Шервуда Андерсона? Или «Тропик Рака» Генри Миллера, где сюрреалистические фантазии и апокалиптические видения всегда заканчиваются свежим неприличным анекдотом.

Анекдот – это не хихиканье, а серьезная проблема. Сочинить и эффектно рассказать анекдот иной раз гораздо сложнее, чем написать нудный целюлитный роман. Анекдот, свернувшийся в несколько абзацев и ощетинившийся смыслами как еж, всегда умнее рассказанной в нем истории и умнее того, кто над ним хохочет. Чтобы придумать анекдот надо быть яркой личностью, имеющей вкус и аппетит к жизни, ко всем ее многообразным проявлениям, к событиям, к людям, к растениям и предметам.

Александр Цыпкин с лихвой наделен этой способностью, этим умением чувствовать богатство жизни. Кроме того, он обладает свойством сильного автора, необходимым при сочинении анекдотов-историй – талантом безупречного рассказчика. Он сверхточен, внятен, динамичен, ритмичен и аскетически экономен. О последнем качестве следует сказать особо. В его рассказах отсутствует ложная литературность, которой иной писатель компенсирует нехватку сюжетной фантазийности. Метафоры и всяческие красивости, сложные определения, навели бы зевоту, затормозили бы текст, придав ему ненужную тяжеловесную литературность. А есть вещи поважнее литературы. Это – непредсказуемая, странная жизнь, почти неподвластная художественной форме. Именно такой она предстает на страницах книги Александра Цыпкина. Вы никогда не угадаете, куда он развернет сюжет, каким лихим, непредсказуемым поворотом воспользуется. Время здесь плотно упаковано событиями, и каждое разворачивается вопреки правилам, с нарушением логики, и при этом просто и как будто естественно. Мы ловим себя на мысли, что здесь все странно, неожиданно, но при этом парадоксальным образом достоверно. От этого делается легко, свободно и весело. Мне, во всяком случае. Читая книгу Александра Цыпкина, я смеялся. Иногда – неприлично громко.

И все же, отказ от излишней литературности у Александра Цыпикна неожиданно оборачивается движением в сторону афористичности, которая, как известно, оставляет жизнь неоднозначной, иррациональной, парадоксальной. Некоторые из афоризмов его персонажей я запомнил. «В любом приличном человеке должна быть еврейская кровь, но не больше чем булки в котлетах». «Докторская диссертация в голове не дает права женщине эту голову не мыть».

Жизнь в историях Александра Цыпкина легка и беззаботна. Порой даже невыносимо легка. И все же, всякий раз в каждом рассказе – тоска по утраченной гармонии, по тихой ласкающей человечности. И мы понимаем, что люди в его текстах, какими бы комичными они не казались, не картинки, не пешки. Что их надо беречь и любить.