Петр Петрович решил секвестировать бюджет на секс. Не потому, что деньги стали кончаться, а за компанию и из-за появившегося внутреннего оправдания. Кризис. Если бы его не было, его стоило бы придумать. В тучные годы жадность — это порок, а в нынешние – добродетель. Главное — научится верить в то, что кризис есть. Вот лежало у тебя в микроволновке сто миллионов долларов на черный день. Ударил по ним серпом геополитический интерес. Осталось пятьдесят. Разумеется, нужно снизить зарплату водителя, отказать жене в сумке и сыну в самокате. Именно такие шаги спасут ваше состояние. Здесь чупа-чупс не купил, там чаевые зажал, глядишь, миллионов двадцать и наскоблил. Конечно, все это возможно, если научиться технике мгновенной скорби. Это искусство. Моментальное преображение в отца двухсот детей, потерявшего работу. Два урока данной техники, и вы можете перестать выплачивать дивиденды, сокращать персонал, отменять корпоративы и вообще тратить деньги на близких вам людей.
Так вот Петр Петрович Шмуэль месяц потренировался и решил наконец избавиться от очередной содержанки. Она ему обходилась в триста тысяч рублей в месяц плюс транспортные расходы и талончики на питание. Г-н Шмуэль разделил все расходы на количество минут секса в месяц и получил сумму, которая его очень раздосадовала. Он вдруг понял, что зарабатывает в минуту меньше. Потрясающим открытием он поделился с друзьями. Те разумно предложили увеличить количество минут. Наш математик потратился на магические таблетки и чуть не сдох прямо в момент исправления финансовой отчетности по своему сексуальному активу. Угрюмый Петр Петрович не знал, что делать — и тут этот кризис. Коммерсант овладел упомянутой выше техникой мгновенной скорби и поехал соскакивать с крючка.
Встречу назначил не в уютном скворечнике, а в самом что ни на есть публичном месте. Он разумно считал, что ни до, ни после секса такой разговор вести не солидно.
Речь жертвы кризиса была хороша подготовлена. Он долго распространялся на тему беззащитности российского предпринимателя перед лицом кровавой американской военщины, пытался открыть компьютер, чтоб все доказать, постепенно начал вести разговор к неспособности в таком напряжении дать Свете все, чего она заслуживает, но был вовремя остановлен.
— Петь, ты что хочешь, чтобы мы расстались….?
— Я не хочу, я этого не хочу больше всего на свете, но… Тяжело говорить, но кризис по мне сильно ударил, что я ну… В общем, у меня такие долги, что я не очень сейчас себе могу позволить такую роскошь как личная жизнь.
Петр Петрович должен был своему водителю за кефир. Это всё.
— Так все плохо? Совсем-совсем денег нет?
— Совсем….
— Как же так…. Ну Петенька, ну хочешь отдашь, когда сможешь, ну через месяц, я кое-что накопила…
— Да тут одним месяцем не обойдешься…. А я знаешь, слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы эксплуатировать.
— Ты меня не эксплуатируешь. Ну просто если бы ты хоть раз сказал, что у тебя ко мне что-то кроме постели, я бы вообще никогда вопрос денег не поднимала. Я все-таки не совсем еще сука.
Где-то внутри Петра Петровича сработала сигнализация. Минное поле! Надеть каску! Срочно покинуть помещение! Но жадность как всегда победила. Зародившаяся в недрах второго подбородка мысль о возможной халяве начала свербить и требовала уважения.
— Ну вообще-то у меня к тебе не просто секс… Ты что… Ну разве не видно по мне. Я к тебе очень привязался. И вообще, можно сказать, влюблен, так что мне, если честно очень тяжело будет расставаться. Очень…
Петр Петрович вновь применил технику мгновенной скорби.
Светины глаза заслезились.
— Правда… Я думала тебе вообще наплевать на меня. Петечка, ну конечно, если все искренне, то давай вместе подумаем, как выйти из ситуации. Может, работу мне найдем, я готова переехать в более дешевую квартиру, да и вообще хочешь в Сочи поедем летом.
Петр Петрович терзался, с одной стороны он понимал, что по итогу какие-то расходы останутся, но сам факт отжатия партнера по цене приводил его к своеобразному оргазму.
— Ты меня сейчас так расторгала… Я уж и не верил, что такие девушки остались. Плохо я о людях думаю, по себе сужу… Ну давай попробуем, я за несколько дней пойму, что там у меня получается и решим, а в Сочи не сильно дешевле кстати. Так что, я тут на Истре гостиницу присмотрел, поедем туда на недельку, когда я своих отправлю на… дачу под…под Владимиром.
Петр Петрович чуть не прокололся, своих он как всегда собирался отправить на дачу под Биарицем, но в данных обстоятельствах такое признание сломало бы всю стратегию переговоров.
— Я готова и на Истру. Я с тобой почти везде готова.
Петр Петрович ощутил себя настоящим Талейраном.
Вечером он решил закрепиться на позициях и написал в «Вотсапе»:
— Светочкин, я правда очень-очень хочу, чтобы мы были вместе. Спасибо тебе за чуткость. Я надеюсь скоро все образуется, и эти сложные времена мы пройдем вместе.
Ответ пришел незамедлительно.
— Котик, если бы я раньше знала, что ты правда хочешь быть со мной, мы давно так и поступили, мне самой было очень неудобно и противно.
— А я стеснялся тебе сказать, думал посмеешься над старым лысым дедушкой.
— Ты не старый и очень милый. Жаль, мы с тобой не встретились раньше. А то бы сейчас вместе ездили на дачу во Владимире.
Петр Петрович как раз был доволен, что не встретил Свету раньше и не сел в тюрьму за совращение малолетних.
На следующий день Петр Петрович пожал то, что посеял.
— Петя, у меня есть два вопроса. Кто такая Света и зачем тебе, сука, дача во Владимире. Зачем тебе вообще дача в России, ты ударился в патриотизм?
Жена Петра Петровича задала вопрос голосом, не оставляющим никаких других интерпретаций, кроме тотального кошмара. Было ясно, что речь идет не об абстрактной Свете.
Петр Петрович набрал в рот Тихий океан.
— Ладно, черт с ней с дачей, меня волнует эта курица Света. Я обычно закрываю глаза на твои попытки молодиться, но это уже перебор. Может объяснишь мне, почему я сегодня получила эту петицию. Юлия Викторовна прочла со своего телефона.
— «Ваш муж любит меня, а не вас. У нас все серьезно, если вы женщина…», написано «Петенька» через «Ч», «…дайте нам быть счастливыми, написано, как ты понимаешь» через «Щ». «Отпустите его. Зачем вам муж, который любит другую». И правда, Петь, зачем?
Тихий океан испарился оставив во рту Петра Петровича пустыню Сахару. Тем не менее, он попытался соскочить.
— Я вообще не знаю, о ком ты говоришь, это какая-то ошибка!
Юлия Викторовна снизила голос до скрежета.
— Я тоже надеюсь, что это какая-то ошибка. Ты даже себе не представляешь, как я надеюсь. Потому что, если ты любишь Свету и у тебя есть дача во Владимире, то Света и дача во Владимире – это все, что у тебя останется после нашего развода, — процентов семьдесят богатств Петра Петровича была спрятано через жену. — Но вот в чем дело, у меня принтскрины твоих сообщений, из которых следует, что ты, козел старый, любишь Свету и у тебя есть дача во Владимире. Показать?
— Не надо. Я соврал!
Лязгнул фальцетом рот экономного мужа. Петр Петрович немедленно бы получил первый дан по искусству внезапной скорби, но сейчас все было честно. Ответ был ледяным.
— Разумеется, ты соврал. Я хочу знать, кому именно.
— Ей. У меня нет дачи во Владимире, у меня нет к ней никаких чувств, я хотел сэкономить и получить… — Петр Петрович думал, что не решится произнести эту фразу, но справился: — …получить секс бесплатно за любовь! Сказал, что разорен, придумал про дачу! Мне очень стыдно, очень!
— Перед кем?
— Перед всеми стыдно.
Он почти выл.
Наступила тишина. Петр Петрович молчал, потому что думать не мог. Юлия Викторовна молчала, потому что думала.
— Пять карат.
Петр Петрович чуть не взорвался. Он не имел ничего общего с бриллиантами, но знал, что это очень много. На эти деньги можно было бы содержать целый гарем в течение долгого времени. Он хотел было начать по привычке торговаться, но понял, что если когда-либо торг и был не уместен, то именно сейчас.
— Хорошо.
Как паста из тюбика выдавились слова.
— В каждое ухо и на палец.
Юлия Викторовна хорошо знала советское кино.
— Петя, я очень, очень, очень не люблю жадных мужчин. Будем выжигать. А то мне за тебя стыдно. Перед Светами.
Она уже почти вышла из комнаты, но вдруг остановилась, просияла и добавила.
— Слушай, Петь, а давай и правда купим здесь дачу, хорошая мысль тебе в голову пришла. Но не под Владимиром, а дорого, на Новой Риге. Точно. Завтра займусь.
Петр Петрович начал стирать из телефонной книги все женские имена.